Автор
Эдуард Лемберг
Для начала подведем миграционные итоги уходящего года, ставшего катастрофическим для одной печально известной восточноевропейской страны. Первые официальные беженцы с территории Украины в Оренбургской области появились еще в первой половине лета. 25 июня в Оренбурге состоялось первое заседание комиссии по помощи переселенцам из Украины. К тому моменту в УФМС по Оренбургской области обратились с заявлением о предоставлении временного убежища всего-навсего 4 украинца. Юрий Берг сразу же поспешил уточнить, что эти люди – не беженцы, что они просто приехали к родственникам. Но поскольку украинские события весь год подтверждали тот тезис, что нет ничего более постоянного, чем временное, даже эти 4 человека были взяты на контроль социальных служб. Таким образом, «нет» здесь в переводе с прихотливого языка власти следует читать как «да» и датировать появление первых официальных украинских беженцев в Оренбуржье именно серединой-концом июня.
С первого заседания комиссии не прошло и двух месяцев, как число официальных беженцев подскочило в 500 раз. 10 августа на одном из областных информационных ресурсов была озвучена цифра в 1950 человек на 8 августа. Понятно, что на этот раз далеко не все из них смогли разместиться у родственников, поэтому пресс-служба главного федерального инспектора по Оренбургской области Сергея Гаврилина опубликовала фотографии о жизни украинских беженцев в пунктах временного размещения Оренбурга, подтверждающие, что беженцам в Оренбуржье хорошо. Комментируя эти фотографии, как человек, который немного знаком с положением беженцев как в странах Евросоюза, так и в других регионах России, я бы хотел сказать, что это называется не просто «хорошо», а «очень хорошо». Тогда же о предмете впервые стали говорить, что называется, «на кухнях».
20 числа все того же месяца августа премьер-министр Дмитрий Медведев огласил квоту на натурализацию для граждан Украины в 2014 году. Для Оренбургской области она составила 1000 человек или половину от общего числа официально прибывших на тот момент.
После Минского соглашения украинские беженцы как будто бы растворилась сами собой. Количество публикаций на эту тему во всех зарегистрированных СМИ сократилось в несколько раз. Зато примерно в это же время или несколько раньше в неофициальном интернете получило хождение устойчивое словосочетание «наглый украинский беженец», появились истории о странном и вызывающем поведении беженцев, как будто бы свалившихся на голову работодателей и простых работников с другой планеты, из другого пространства-времени под названием поздний СССР. С другой стороны среди кадровиков крупных и средних предприятий получили распространение вербовочные туры хедхантеров ко все более зыбким границам восточной Украины, в палаточные лагеря беженцев в Ростовской и Белгородской областях, где рынок ра…бочей силы (только что выбравшейся из-под артобстрелов) предоставлял куда больший выбор в этом отношении, суля заполнить до 10 тысяч вакансий, обозначенных в недавней публикации от 19 ноября.
Таким образом, к началу осени вершины капиталистического цинизма были успешно взяты и душевными аграрными оренбуржцами, не желающими уступать «традиционно» человеконенавистническим среднеуральцам или москвичам: мало того, что приехавшие в область были названы чудовищами из парка советского периода, так еще и приехали не те, а за «теми» пришлось ехать самим. Какая досада! Самый же большой цинизм кроется в разнице в 10 раз между цифрой натурализационного лимита и емкостью «галер». Получается, что приблизительно 9 из 10 украинских беженцев в области окажутся гастарбайтерами, которым, правда, в отличие от их «коллег» из Средней Азии в большинстве случаев некуда возвращаться, и путь которых к вечному найму на российских собственников услужливо выстелен человеколюбивыми инициативами Госдумы по увеличению срока пребывания украинских «гостей» до бесконечности. Фактически, область получила аналог казахских «оралманов». Их судьба теперь зависит только от успешности оренбургской экономики, которую, из-за крайне неоднозначного положения в экономике всей страны, в последнее время чем дальше, тем больше принято ставить под сомнение.
Заметим еще, что лишь 1 из 10 беженцев зарегистрирован в таковом качестве в УФМС собственно Оренбургской области – остальные сделали это на территории других субъектов Федерации. Что позволяет миграционным властям области затмевать Швецию в деле временного обустройства, переквалификации и натурализации бедолаг, в то время как 9/10 из них целиком находятся на совести своих, остающихся в тени, работодателей, чья совесть, в соответствии с едкими замечаниями Маркса, находится в прямо пропорциональной зависимости от размеров прибыли. Закройся завтра-сегодня успешное предприятие, и беженец, да еще, как нам говорят, отставший от современной профессиональной жизни на четверть века, потеряет буквально все.
Наконец, нельзя не сказать и о том, что если тысяча человек для экономики Оренбуржья практически незаметна, то 10 тысяч – это уже серьезная цифра. Да, это всего лишь 1% от экономически активного населения области, но, одновременно это свыше 100% от квоты на гастарбайтеров в очень успешном экономически 2010 году. Квота эта каждый год уменьшается на 1-2 тысячи человек, так что очень скоро вместо азиатов на стройках вы увидите русскоязычных украинцев, оказавшихся там вообще помимо всякой квоты, ведь именно строительный бизнес раньше выбирал 65% этой квоты, а кроме того, именно в этой сфере обучение любых мигрантов осуществить проще всего.
Оставляя в стороне казуистику УФМС и глав правительств всех уровней, нужно прямо сказать, что фактический статус украинского беженца по-прежнему неясен. По сути, он поставлен в прямую зависимость от геополитической ситуации, причем самым противоречивым образом. В случае установления прочного мира на востоке Украины 9 из 10, пожалуй, смогут вернуться. Но этот мир, скорее всего, будет означать осетино-абхазский вариант с длительным периодом реконструкции и послевоенной безработицы. Поэтому 5 из 10 снова уедут. Положение их приблизится, таким образом, к положению мигрантов из Средней Азии, которое, за вычетом распространяющейся на них ксенофобии, можно считать завидным (для мигранта). В то же время, продолжение войны гарантирует безопасность беженцев, но не гарантирует сохранения экономической емкости для них, поскольку силы Запада не раз и не два давали понять, что в случае эскалации конфликта к России будут применены дальнейшие меры экономического давления, уже поставившие страну в текущем году на грань рецессии (кратковременного сокращения экономики). То есть, на самом деле, этот исход тоже ничего никому не гарантирует, даже при кратном увеличении работы по натурализации.
Короче говоря, украинские беженцы – это странный предмет. Вот он есть, а вот его нет… а вот он снова есть. Ну какую «миграционную политику» тут можно проводить, если сам ее объект совершенно не определен и его определение зависит, страшно сказать, от концепции Российского государства? Говорим «концепция», так как различные концепции уже почти 100 лет заменяют, а, точнее, необратимо заменили здесь действительную нацию, включавшую в себя когда-то малороссов как неотъемлемый элемент. 2,5 процента оренбуржцев считаются этническими украинцами (еще бы понять, что это значит), а еще больше (полагаем, что до 1/5) жителей области – обрусевшие или частично обрусевшие (еще бы понять, что это значит!) потомки переселенцев с Украины. Надо ли объяснять, что это совсем другие украинцы, нежели современные украинцы с современной Украины, вне зависимости от того, с какой стороны баррикад Майдана они сбежали? Называйте их правильными или неправильными, украинцами здорового человека или украинцами курильщика, а суть одна: сообщающиеся сосуды. Что такое для векового сосуда Южного Приуралья еще несколько тысяч беженцев из «вторых Балкан», разверзающихся в Европе с незавидной периодичностью? На Майдане был популярен плакат: «Я – крапля в океани…» Эта «крапля» уж точно не переломит хребет оренбургского верблюда. Посему надо перестать уподобляться оному зверю и прекратить оплевывать тех, кто ВНЕЗАПНО оказался на задворках цивилизации и был вынужден бежать. А вот о горбе и о борьбе за место под солнцем многим придется вспомнить в эти свинцовые годы…
