| Денис Рябцев, журнал "ОК*АЗИЯ"
Есть особая категория людей, чей оптимизм и позитивный настрой могут не только делать суровые будни ярче, но и заражать внутренней уверенностью всех вокруг. Таким был Стас Колесников, «Стас Стасыч» в широком кругу друзей – журналист, автор большого количества телевизионных проектов, любитель авторской песни и КВН. Не знаю, каким удивительным образом в его голове умещалось бесконечное количество цитат, забавных историй – он мог в самой сложной ситуации разрядить обстановку меткой сентенцией.
Мне выпала честь многие годы разделять с Колесниковым один рабочий кабинет, в котором мы, в том числе, работали над выпуском региональной вкладки одной из российских газет. И не просто работали – дружили, ибо не дружить со Стасом было попросту нельзя.
Недавно, перебирая свой электронный архив, наткнулся на его папку, которая каким-то чудом сохранилась на моем диске. Здесь я нашел тексты Колесникова, над которыми он работал в начале тысячелетия. От джаза до аграрных новостей.
«Джаз – это прежде всего МУЗЫКА, — пишет Колесников в ноябре 2001 года, — Именно так, прописными буквами нужно еще раз повторять постулат о том, что если человек по-настоящему владеет музыкальным инструментом, он обязательно начинает фантазировать и играть нетрадиционную, на каждый конкретный момент истории, музыку, которую уже можно ассоциировать с джазом.
Потому что джаз – это свобода. Свобода выражения чувств, записанных семью нотами на полосатой линеечке нотного стана. Точнее только общей темы (это она записана), остальное — импровизация. Парадоксально, но джаз любят, причем искренне, люди, абсолютно не знающие музыкальной грамоты. И понимают джаз. И разбираются в нем.
Потому что джаз – это чувство. Чувство подъема над привычным суетным конвейером житейской повседневной рутины. Включая любимые до отвращения радио- и телеканалы, которые потчуют нас феноменальной современной поп-реальностью, напоминающей недозрелую брагу. И вкус мерзкий (в т.ч. и музыкальный), и цвет неаппетитный (о голосах поп-звезд говорить сегодня как бы уже и неприлично), а все равно ее пьют, поскольку другого ничего нет. А она, брага, все-таки хмельная. Так и наша поп-реальность: она не настоящая культура, она — скорее субкультура (сродни субпродуктам), но все-таки… должно же что-то быть в эфире! И это что-то есть. Рекламные песни мыла, радиотехники, прокладок и памперсов уже ничуть не уступают хитам российских поп-звезд ни по качеству аранжировок, звучания, и отчаянной смысловой пустоте. Исключения есть, но их до слез мало. Потому что настоящему музыканту пробиться на музыкальный поп-олимп невозможно. Клановость, кастовость и коммерциальность – три «К» современной эстрады хода не дадут. И мы слушаем музыкальную брагу, слушаем…, пока не услышим ДЖАЗ!
Потому что джаз – это открытие. Всегда, в каждой любимой пьесе, в каждом выступлении любимого музыканта, обязательно прозвучит что-то новое и неожиданное. И от этого захватывает дух.
Потому что джаз – это люди. Школьники и пенсионеры, врачи и бизнесмены, учителя и топ-менеджеры Оренбургских фирм, музыканты и летчики, военные и священники…
Потому что джаз – это радость с широко открытыми изумленными глазами наших земляков…
Джаз – это обязательно искренность. И у музыкантов, поскольку нельзя играть джаз механически и равнодушно. И у слушателей, поскольку так внимать джазу немыслимо. И в этом наш джазовый фестиваль напомнил мне Грушинский, бардовский. Неравнодушием, непосредственностью, а пуще всего невероятной для нашего цивилизаторского холодного времени внутренней раскрепощенностью и теплом. Всех участников. На сцене и в зале. «Четвертой стены», отделяющей музыкантов от зрителей на фестивале не было.
А была радость свободных людей, искренне чувствующих музыку.
Это было счастье.
Это был ДЖАЗ!».
Мы часто засиживались за работой далеко затемно. Однажды, в период очередного штурма номера, я начал достаточно приземленно мечтать: «Представляешь, Стас, сейчас бы нам с тобой кусок хорошо прожаренного мяса такого размера, чтобы мы могли там себе проедать дорогу». Ляпнул, и забыл. А Стас, видимо, впечатлялся образом – через какое-то время он сообщил: «Еду привезли». Его так тронула моя бесхитростная реплика, что он заказал поздний ужин с доставкой в одном из ресторанов города. В его широкой душе всегда было место для неожиданных сюрпризов и соучастия. Мы разложили пакеты с тарелками на редакционном столе, отодвинув подшивки, поглощали деликатесы стоя. При всей тривиальности – это было здорово, и, спустя годы, мы оба с улыбкой вспоминали тот импровизированный ужин.
«Слабых не любят нигде, — написал Стас в июле 2005 года, — Ни в своем дворе или районе, ни в масштабах межгосударственных. Государство, не имеющее сильной и боеспособной армии, не воспринимается как реальная политическая сила, несмотря на широко декларируемые идеи демократизации и глобализации. Чтобы не заявляли политики разных стран, как бы ни шумели о новой ситуации в мире, силу по-прежнему уважают».
Колесников всегда оставался Гражданином своего Отечества, который всем своим громадным сердцем сопереживал событиям в стране.
«После эйфории начала 90-х годов, — пишет Стас в сентябре 2004 года, — вызванных кардинальными переменами в жизни государства, появлением старых понятий и категорий, к которым относилось и казачество, в последние годы о казаках и процессах, протекающих в во вновь образованных Войсках, к которым относится и оренбургское, стало как-то не принято. Причиной тому много. В том числе и то, что в 91 году в «казаки» рванулись многие из тех, кого принято называть неудачниками, а казачество понадобилось им потому, что почувствовали они возможность получить там некую власть в анархическом, иначе не скажешь, казачьем движении тех лет. Если вспомнить, то в начале 90-х годов в Оренбурге было 11 (!) казачьих обществ, станиц и два Войска. И все по Закону, вернее сказать, из-за его отсутствия… После того, как в России появилось понятие «Реестровое» казачество, в которое, единожды вступив, человек получал не только права, но и обязанности служить государству, это в достаточной степени охладило пыл многих митинговых ораторов, канувших в историю, а выдвинуло на первый план людей иного склада. Я имею ввиду лидеров, тех, на чьи плечи легло самое трудное – организация настоящего казачества, трудового по своей сути и по смыслу».
Меня всегда поражало, как Колесников мог цельно, мастерски находить даже в заурядных событиях нечто такое, что становилось безоговорочно интересным. Совещания, съезды, семинары – Стас мог увидеть это в таком ракурсе, который неподвластен кому-то другому. Именно поэтому его часто просили работать темы, на которых легко мог «погореть» любой другой журналист. Так Стас со свойственной ему легкостью блистательно «тянул» информационное сопровождение наших ресурсодобывающих гигантов, с такой же легкостью писал проекты и концепции для телевидения.
В одном из текстов он передал реплику пекаря из Ташлинского района: «Жизнь, сам знаешь – кака». Мы долго смаковали эту то ли «каку», то ли недоговоренную «какая». И Стас радовался, что его этюд с натуры стал поводом для стольких ассоциаций.
«Безусловно, китайский календарь у нас воспринимается как экзотическая диковинка, — написал Стас в марте 2007 года, — и официально никакого года свиньи нет. Но, судя по тем процессам, которые происходят сегодня в агропромышленном комплексе России, в год огненной Свиньи резкий рост производства свинины – дело решенное. Так что видится в этом некое символическое совпадение».
У Стаса всегда был эксклюзив, ибо он не просто располагал к себе – в нем никто не сомневался. Колесников выражал только взвешенные суждения, проверенные факты и не стремился что-либо переиначить или очернить. Именно поэтому Стаса как родного встречали и на таможне, и в пограничном управлении, ему были рады медики, казаки и устроители сплавов по Уралу.
Стас был прекрасным рыбаком, знавшим толк во всех этих «воблерах» и плетеных лесках. Столько лет собирались куда-то съездить вместе, но… К слову о том, что никогда и ничего не стоит откладывать на завтра.
Его не стало в апреле 2014 года, когда я был далеко от Оренбурга. Прочитав сообщение в Фейсбуке, долго смотрел в пустоту. Перед глазами всплывали картинки – наша последняя встреча, когда Стас, в перерыве между клиниками, зашел в редакцию, чтобы узнать последние новости. Вспомнил и начало 90-х – эпоху начала регионального телевидения: «Мне кажется, что этот френч меня полнит». Вспомнил голос Стаса.
Стас! Может мы когда-то посидим у какой-нибудь далекой реки – может быть, Бог даст, потягаем небесных щук.
