Фотопутешественник Лебедев увидел Оренбург запущенным, но самобытным. Если очистить его речь от совсем не обязательного сквернословия, то мысль он выразил верную: надо сохранять историю.
В архитектуре ее сохраняют реставраторы. Причем, сохраняют не так, как получилось с нашим Гостиным Двором, который трещит от кипы выписанных предписаний на срочное спасение памятника. И не так, как вышло с «домиком Шевченко», бездарно разменянным на стоянку для банкирских колымаг.
Историю в архитектуре реставрируют, растягивая жизнь ее на длинные века, чтобы дети и правнуки наши понимали: живут они не в безвестной дыре банкоматов, а в городе, которому есть, что вспомнить и что рассказать.
Один из таких реставраторов приехал недавно Оренбург. Проездом. Ибо востребован. Ибо реставрация старины в стране идет полным ходом. Везде. Вот только в родном городе работы для него пока нет. Надеюсь, что пока.
Зовут реставратора Тимур Асаев. Он – художник во втором поколении (отец его делал знаменитое мозаичное панно на ДК «Газовик»). В каморке еще одного художника Виктора Бартенева мы познакомились и поболтали. Вот о чем.
Полагаю, позолотчиками не рождаются. Тем не менее, ты – позолотчик. Как эта профессия стала твоей?
С работой позолотчика я познакомился в 2006 году. Методика проста: ученика присаживают к мастеру. Один делает, другой смотрит и учится. Вот я сидел, смотрел, учился и научился. Работа, кстати, не самая легкая: в большинстве случаев используется свинцовый сурик, поэтому нам выдают специальные защитные костюмы, панорамные маски, перчатки. Выглядим, как космонавты. Неудобно, но деваться некуда – здоровье дороже!
Полно же современных красок «под золото». Они безопаснее. Почему не используют их?
Ни одна краска не будет так сверкать и гореть, как золото. И, если ты реставрируешь старинное здание, то технологию все же нужно использовать тех времен. За этим следят очень строго. Ремесло позолотчика, в этом смысле, пожалуй, самое консервативное: нашим технологиям — чуть ли не пять веков. И если эти технологии нарушить или изменить, то долгим результат уже не будет. Ни одна краска 30 лет не продержится.
Ремесло позолотчика, в этом смысле, пожалуй, самое консервативное: нашим технологиям — чуть ли не пять веков. Сусальное золото вообще очень хрупкий материал. Для работы с ним нужен определенный температурный режим. Чуть нарушил его – золото перестает клеиться и блестеть, лаки не сохнут. Расход материалов увеличивается, а они очень дорогие.
Сусальное золото – это что вообще такое?
Это тончайшие полосы золота 960-й пробы. Они настолько тонкие, тоньше человеческого волоса, что через них можно смотреть на просвет. Делают его тоже по старинным технологиям. Отбивают вручную специальными киянками. Получается большой лист, который нарезается и упаковывается в книжку по 60 листов. Ее хватает на золочение половины квадратного метра.
И с чего начались твои «золотые» метры?
Первым моим большим заказом стало золочение зала заседаний на втором этаже Агропрома. Помню, сдавали этот объект, так Чернышев лично ходил с биноклем и смотрел: все ли позолотили! Потом я работал на храме в «Пироговке». Там всю позолоту вел уже самостоятельно. Тогда же у меня появились и первые собственные ученики. Потом пошли частные заказы, но мне хотелось чего-то большего. Так я оказался на реставрации Новоиерусалимского монастыря в Истре.
На реставрации работали настоящие асы. Посмотрели они на меня, на то, что я умею, и остались довольны. Пришлось, конечно, учиться и догонять мастеров, но много времени на это не понадобилось.
После монастыря я золотил иконостас на Соловках. Очень серьезный. Его называют лучшим в России. 180 квадратных метров. Десять монтажников и семь позолотчиков работали над ним целых три месяца. И в этом году работы продолжатся.
Это Соловки довели тебя до Кремля?
Да. Там, на Соловках, меня попросили рассчитать количество материалов, необходимое для золочения Спасской башни. Я рассчитал. Ну, раз рассчитал, значит, понял: и меня взяли эту башню золотить. Отобрали одиннадцать парней-позолотчиков (парней – потому что работа тяжелая), и мы приступили. Перед этим Кремль реставрировали в 1995 году. Когда мы залезли наверх, то увидели крайне печальное зрелище. Впрочем, печалиться было некогда, мы приступили к золочению.
Там, на Соловках, меня попросили рассчитать количество материалов, необходимое для золочения Спасской башни.
Никакого особого напряжения, обусловленного значимостью Кремля, не чувствовалось. Очень комфортная атмосфера. Все делают свое дело. Четко и слаженно. Все-таки кураторы ФСО гораздо серьезнее тех, которые были в свое время в Оренбурге. Никакого дуболомства и глупостей, все предельно адекватно.
Близость Путина ощущалась только во время «часа тишины». Перед появлением Президента в Кремле нас снимали с работ и выводили из башни. То же самое происходило во время праздников на Красной площади. Во время таких передышек мы гуляли по Красной площади или в Александровском саду. Увидим улетающий из Кремля вертолет – возвращаемся: пора работать!
И каковы были условия этой работы?
Работали мы на высоте в 68 метров. Не очень-то весело подниматься, честно скажу. Лифт был только для грузов, и то поднимался он где-то на две трети от нашего расстояния. Так что и сами ходили, и тяжести таскали: все вручную. А лестницы там те еще. Сначала – ладно – каменные, куда ни шло. Но потом начинаются узкие металлические, а под шатром, на котором крепится трехметровая звезда, и вовсе тонюсенькая.
Добрались мы до золочения часов. Их специально остановили, а бой курантов имитировала специальная акустическая система. И, чтоб народ не волновался, каждый час раздавалось знаменитое биение. Часовщики были крайне недовольны остановкой. Волновались: не дай Бог что-то сдвинется, потом настраивать замучаешься. Впрочем, зря волновались. Пошли, как раньше. Точно.
Собственно, часовщики-то потом и принимали нашу работу. Вместе с директором проекта и куратором из ФСО. Приняли сразу. Без вопросов. Во многом потому, что проблем с качеством нашей работы не возникало в течение всего золочения. Все поняли, что работаем мы, действительно, хорошо.
Премию получили? Или награду какую правительственную?
Нет. Мы – люди скромные. Нам соответствующей строчки в портфолио вполне достаточно.
А когда ты закончил в Кремле, тебя с твоим резюме, наверное, уже очередь ждала из потенциальных клиентов?
Нет. Меня снова ждала Истра. Работы там еще много. Надеюсь, вернуться и в Кремль. Там будет реставрация во внутренних палатах. Все говорит о том, что эта надежда сбудется.
Увидим улетающий из Кремля вертолет – возвращаемся: пора работать!
А жили вы в каких палатах? И за чей счет?
Там два варианта. Либо общежитие, либо съемная квартира. Все оплачивали сами. И, кстати, все это даже не в Москве. В Истре. Оттуда мы и ездили в Кремль. Ежедневно час двадцать в одну сторону и в другую.
Профессия позолотчика, она живая? Есть у нее будущее?
Конечно! Одни церкви строятся, другие ветшают. Работы хватит всем и навсегда.
